— Успокойтесь, — велел я, направляя всё больше и больше жизненной энергии в её сосуды. — С чего вы это взяли?

— Моя мама умерла вот так… — произнесла она. — Тоже забеременела очень поздно. Я даже толком её не помню, но… Папа говорил, что и со мной может случиться подобное.

И он был прав. Предрасположенность к этой патологии передаётся по наследству. Далеко не каждая беременная женщина находится в зоне риска преэклампсии или эклампсии. Существует огромное количество примеров позднеродящих женщин, у которых беременность и роды проходят без осложнений, как для матери, так и для ребёнка.

Но это не тот случай.

Отёки ног стремительно нарастали, намекая, что ухудшение работы почек лишь прогрессирует. Женщина тяжело дышала.

— Скажите, что вас сейчас беспокоит? — спросил я. — Что чувствуете? Скажите. Это важно.

— Мушки летают перед глазами, — произнесла Нарухико Курисэ. — Голова раскалывается, будто меня по ней молотком колотят…

Она сделала глубокий вдох, закашлялась, затем начала дышать носом, но сам процесс дыхания давался ей с трудом.

Затруднённое носовое дыхание — это тоже один из признаков эклампсии. Раз её состояние до сих пор не стабилизировалось, значит, я сделал недостаточно. Нужно продолжать лечение.

— Ради всего святого, хотя бы ребёнка моего спасите, — прошептала она.

Я не мог этого обещать… Двадцать шестая неделя. Без матери ребёнок не выживет. Какие бы ни были современные методы поддержания жизни у недоношенных детей, малышу всё равно понадобится мать.

Я проанализировал состояние зародыша с помощью «превентивного анализа».

Плохо… Совсем плохо. Пока что ничего не получается, несмотря на то, что я вливаю в неё чуть ли не половину своей жизненной энергии.

Через несколько часов начнётся гипоксия — уменьшение количества поступаемой крови и кислорода к зародышу. Это приведёт к задержке внутриутробного развития, но и это — абсолютно неважно. А почему? Да потому что вскоре произойдёт отслойка плаценты и в качестве кульминации — внутриутробная гибель плода.

— Кацураги-сан, вы уверены, что мы всё делаем правильно? — спросил акушерка. — Я дозвонилась до знакомого гинеколога, чтобы заручиться советами…

— Фудзи Мадока не отвечает? — перебил её я.

— Нет, Фудзи-сан не берёт трубку. Оно и не удивительно, уже почти три часа ночи… — вздохнула акушерка.

— Что вам сказал другой гинеколог? — спросил я.

— Сомневается, что у Нарухико Курисэ действительно эклампсия, — ответила акушерка. — Специалист сказал, что нам нужно убедиться, нет ли у неё эпилепсии или инсульта.

— Верно подмечено, — кивнул я. — Это я и сам знаю. Уже убедился. Этих заболеваний у неё нет.

Гинеколог, с которым связалась акушерка, намекнул, что нужно провести тщательную дифференциальную диагностику — определить, не путаем ли мы эклампсию с каким-то другим заболеванием.

С такой же симптоматикой могли протекать и другие острые состояния. Эпилепсия, инсульт, аневризма головного мозга. Но я уже исключил все эти варианты с помощью «анализа».

Эклампсия является показанием к экстренному родоразрешению с помощью операции кесарева сечения. Но я не хотел следовать протоколу. Однажды мне уже доводилось решить эту проблему своими силами, а потому я рассчитывал, что смогу справиться и в этот раз.

— Ладно, не зря же я поднимался на гору Фудзи… — прошептал себе под нос я, готовясь подать самый массивный целительный поток, который когда-либо испускал, находясь в теле Кацураги Тендо.

— Что вы сказали, Кацураги-сан? — прислушалась ко мне акушерка.

— Сообщите Фудзи Мадоке, когда она придёт на работу, что у пациентки был эпизод эклампсии, который нам удалось купировать. И что больная сможет самостоятельно выносить ребёнка и родить в установленный природой срок.

— Вы уверены, Кацураги-сан? — не поверила акушерка.

И тогда я применил свой максимум, заранее зная, что завтра из-за этого трюка мне придётся тяжко. Ничего, зато спасу сразу две жизни.

Ещё не успевшее зайти слишком далеко острое нарушение функции почек было купировано. Сосуды начали приходить в себя. Система свёртывания крови перестала плясать, и плотность жидкости в сосудах стабилизировалась.

Тромбов образоваться не успело, как и кровоподтёков.

Я почувствовал сильную слабость и головную боль, но самое главное — дело сделано. А своё состояние я с лёгкостью купирую чашечкой кофе. И то — лучше с утра. Остальное время отдохну в ординаторской.

— Доктор… Кацураги-сан… — схватила меня за рукав Нарухико Курисэ. — Мне, кажется, становится намного лучше. Спасибо вам большое. Главное, чтобы с малышом всё было в порядке. Мы можем как-то узнать наверняка?

Не могу ведь я сказать ей, что уже удостоверился в его самочувствии с помощью «анализа». Однако я видел, что хирурги уже успели разбудить дежурного ультразвукового диагноста. Значит, можно попросить, чтобы сделали УЗИ. Оно пригодится и гинекологам завтра утром, и женщину успокоит.

— Не переживайте, я на сто процентов уверен, что с ребёнком всё хорошо. Вовремя отреагировали, — ответил я. — Но я попрошу, чтобы вас посмотрел специалист в ближайшие пару часов.

— Спасибо вам, Кацураги-сан! — кивнула она и устало прикрыла глаза.

Я вернулся в приёмное отделение, удостоверился, что больше сегодня никто не поступал, после чего направился в терапию, осмотрел «анализом» состояние тяжёлых больных.

Всё. Затишье. Остаётся надеяться, что оно у нас не перед бурей. А значит, можно с чистой совестью ложиться спать.

До самого утра меня никто не тревожил. Когда я переместился в свой кабинет, чтобы начать приём, Огава Хана уже была там. И что особо примечательно — она спала, уткнувшись носом в стол.

Странно, я точно помню, что она уходила домой вместе с Акихибэ Акико. Либо они в итоге остались в поликлинике и пили до самого утра, либо она пришла даже раньше, чем я, чтобы точно не проспать рабочий день.

Я прокрался к своему рабочему месту. До начала приёма было ещё пятнадцать минут, поэтому я позволил себе осмотреть Огаву Хану с помощью «анализа».

Ох, классическая картина… Могу даже представить, как она сейчас себя чувствует.

Жидкости в организме было крайне мало из-за воздействия этилового спирта. Слизистым, всем органам и особенно желудочно-кишечному тракту и головному мозгу катастрофически не хватало обыкновенной воды.

Хоть я ещё и не обладал молекулярным анализом, но прекрасно понимал, как сильно сейчас разобщено все отношения солей и электролитов её крови. Нервная система и сердце не хотят работать правильно. А если точнее — хотят, но не могут. Сердце бешено колотится, будто моя медсестра только что пробежала марафон. Кровообращение в печени и почках резко усилено. Печень активно пытается обезвредить все те вещества, которыми Огава напичкала себя вчера, а почки стремятся как можно скорее вывести всё остальное.

Давление и тонус сосудов далеки от нормы, тем более для такой молодой девушки, как Огава Хана.

И вся эта жуткая, будто бы смертельная картина носит одно простое название.

Похмельный синдром.

Я бы мог облегчить состояние медсестры, но сил на это у меня толком не было. Как, в общем-то, и желания. Никто не заставлял их с Акико напиваться посреди рабочего дня. Ничего, дам ей таблетки и объясню, как решить ситуацию, как говорится, старым дедовским способом.

— Огава-сан, просыпайтесь, — растолкал её я.

— У-у-у, Кацураги-сан, давайте ещё минут пятнадцать полежим… — промычала она.

— Нет уж, лежать нам с вами некогда, — рассмеялся я. — Поднимайтесь. Пора начинать приём.

Огава с трудом разлепила глаза и посмотрела на меня с осуждением. Затем обратила внимание на заготовленные мной таблетки и заботливо разведённый раствор с высоким содержанием электролитов.

— Если этого не хватит, могу ещё и ноотропы вам уколоть, — предложил я.

— А вам прямо-таки не терпится увидеть меня сзади, — усмехнулась она, проглатывая таблетки.

Видимо, ещё не протрезвела.